На работе почти все вышли с больничных. Нет только двух врачей и медсестры. Ну и мы с сестрой решили, что можно продолжить наши с папой шахматы.

Почти месяц, с моего дня рождения не виделись. А с их таксой Умкой — отмечали-то в папином доме — наверное и все два месяца. Ох, уж она обрадовалась! Словно уже и не чаяла. Даже лаять, как у такс заведено, не стала. Подскочила,  поставила лапы на коленку, и выла: ууу, ууу, ууу…

У сестры гостили Ася и Тима. (Вспомнил, как мне их можно называть: внучатые племянники.) Тима, лопоча «на своём», потащил меня за руку. Я расшифровал так: посмотри, что мы с дедушкой сделали! Заглянул в комнату, ожидая увидеть папу, как минимум, с головой, обмотанной полотенцем и с термометром. А он, сидя на крутящемся стульчике, на котором я игрывал Лунную сонату, пресс качает. Ну не на полную амплитуду, зато с гантелями по 10 кг.

Потом Тима, так и не доведя до понятного «пошли наверх», просто потянул меня по лестнице. На втором этаже нас встретила гиря. Облупившаяся папина железяка в 24 кг весом, проживавшая на лоджии нашей (уже не нашей) квартиры. Я постарше к ней тоже прикладывался. Ну и само-собой, ей придавливали засоленную капусту и баклажаны.

Вспомнился мой рязанский дядька Витя. Такой лось был. Подкидывал с поворотом пудовую гирю и ловил её на оттопыренный мизинец. Рыжий, взъерошенный… Пробухал всё. Я когда уже постарше приезжал, пытался на путь наставить. Сам-то студент, ещё пацан — пацаном, а туда же, под взрослого. Идём по Вокзальной в сторону Рязани 1. Я такой аккуратненький — стрелочки на брюках, «умудрённо»: «Вить, тебе бы пить бросить». А крепкий, сутулящийся рыжий босяк в синем трикотажном спортивном костюме, привычно — один я что ль ему мораль читал? —  не возражает. Улыбается: «Да надо, надо…».

     p.s.   Два с половиной часа над партией просидели. Я! Я выиграл!