Уже неделю бомж спит на лавочке во дворе пятиэтажки. Толсто завёрнутый во что-то вроде одеял и ковра, но под открытым небом! Сейчас дождь и мы с Веней встретим его сидящим под доминошным навесом. Там и от ветра загорожено двумя стенками. А если чуть моросит, то покашливающий рулон на скамейке. Словно, место может занять кто-то другой.
Жена спрашивает: молодой, старый? Трудно сказать. Мы же там гуляем уже по тёмному, под жёлтыми фонарями. Измождённый. Худое лицо в вязаной шапочке. Он раньше сидел в закутке перед подъездом. Я думал, может жилец подышать выходит. Есть же такие. Старенькие, неухоженные, но покамест при квартире. Из которой их выталкивает одиночество.
Зимовать на улице! Он что, самоубийца, махнувший на всё рукой? Ну не выдержать же. Даже здоровому. Или безбашенный оптимист, решивший проверить? Или от безнадёги положился на «будь, что будет»? А может постиг мудрость жить не просто одним днём, а одним часом. Не загадывая на будущее и не терзаясь прошлым. Только сейчас.
Как наверное и собаки перед общагой. Две взрослых белых дворняги и трое чёрных подростков. Те спят на люках даже в дождь. Жуткое зрелище. Их не гонят, подкармливают. Дети подходят погладить по дороге в школу. И щенки провожают их до угла двора. Иногда робко пытаются подойти к Вене. Да они вообще всему живому встречному рады. Это при такой-то жизни не терять добродушия. Веня недоволен, он охраняет хозяина. Но уже молча. Кажется, до него доходят внушения: у тебя есть дом, тебе тепло…
И всё-таки собак мне жалко больше. Бомж хотя бы может сказать, попросить. Если ещё видит в этом смысл. А что может собака? Только заглянуть в глаза. И с надеждой махнуть хвостом.