Я был в ней весь. Видел изнутри. Я листал её документы, представляя жене. И её, и той, которая у нас сейчас. Но ни разу не засыпал в них порошок и не выбирал программу стирки. До сегодняшнего дня я даже не знал где у неё кнопка как это делается.
Но пришлось. Жена с Малкой остались на даче. А аксакалов (тёщу и Соломона) решили не морозить. Перед отъездом старенький испачкал комбез. И вот уже — жжжжжж — доносится с кухни отжим.
Наверное, нужно было забрать и Малку. Она стала истерить, когда я уезжаю. И мне сейчас как-то непривычно одиноко. Папина дочечка.
Хотя, конечно, послушания ноль. Прочухала, что мы весьма либеральны в вопросах взаимоотношения человек — собака. Да, собственно, она ещё при знакомстве уже гнула своё. Зовёшь, зовёшь, а она виновато оглянется и чешет дальше. С эдаким отчаянием во взгляде. Мол, возможно вы меня и прогоните, но мне ооочень надо ТУДА. Если хотите, пойдём вместе. И что интересно, на свист и причмокивание других собачниц, летит, хоть ей и оооочень надо.
Сегодня вынырнула из соседнего участка с крысой в зубах. С убитой, но, похоже, ещё тёплой. Вряд ли это Малка её. Но тогда кто? Окрестные люди (оба двое) стояли рядом. Поскольку, кто ж его знает, чем крыса болела, я скомандовал: «ФУ!» И продолжал фукать ещё метров пятьдесят, делая это всё более грозно. Пока Малка не решила: ладно, может ему нужнее. И выплюнула крысу под забор. Отошла и тут же нашла мумию ёжика.
Да, надо было забрать. Лежала бы сейчас за спиной, на ребре диванной подушки. И поглядывала, как я стучу по клаве. А потом, когда уже выключен и телевизор, и свет, не сразу подошла бы к дивану. Тихонечко запрыгнула и улеглась на краешке, зная, что я тут же затяну её под одеяло.