Пока

Вечерняя прогулка с Веней теперь похожа на ожидание возможности позвонить маме. Словно уже набирал, но «абонент разговаривает с другим абонентом». Сейчас немножко ещё пошляемся и можно будет рассказать, как отпевали, хоронили, поминали… Нет, это мама должна знать. Ну тогда как там на работе. Что рассказанное одной медсестре, уже обошло всю больницу. Кто-то явно знает — ну вот не может не знать — но почему-то вида не подаёт. Кто-то соболезнует. Раздатчица Люба в своём разухабистом стиле: «Ну, дала Васильевна». Кто-то просто интересуется. Подошёл слесарь «Крахмал». «А что у неё было? Нам только вчера сказали». И при случае подойдёт та, в чью искренность я не верю. (Мама обязательно бы про неё спросила.) Подойдёт и станет участливо заглядывать в глаза. А мне придётся терпеливо отвечать. И когда-нибудь сдавать на её похороны. От собранного для мамы я отказался. Мама бы не одобрила. И врач настаивала, мол, не по-христиански. Только я помню, с каким «желанием» на лицах проходят такие сборы. Народ вытягивает из карманов вовсе не лишнее, а то, на что рассчитывали. Судя по пухлости свёртка, там как раз и были сотки из кошельков сестричек. Не знаю… не люблю такое… Ну кто им моя мама? Некоторые из новеньких, небось, о ней даже и не слышали. Да и вообще, обычно, если не горит, за советом или медпомощью я обращаюсь в своё первое отделение. Они как-то ближе.

В день похорон с утра моросил дождик. Могильщики с гробом скользили по дорожке к могиле, как лыжники. Место маме досталось «туристское», «горное» — склон оврага из жёлтого известняка. Тёще с тестем повезло на ровненьком, да лишь во втором ряду от асфальта. Да у нас и дедушка с бабушкой в нормальном месте. Ну подзарасло там конечно. А у мамы тырса вглубь до самого дна. Хоронят уже где только можно. И некоторые проезды «заселили». Вчера ехали — петляли, племянница отметку gps сделал. Но сегодня утром сестра с папой и сыном возили завтрак, говорят, нашли легко. Там рядом вышка связи.

Отпевали, как положено. Прошлым летом тут с тёщей были. Тогда не запомнил, а в этот раз певчие красиво на два голоса пели. Всего два мужичка. У одного такой басище. Потом вышли неприметные такие. К священнику всегда одна претензия: ну говори ж ты разборчивей. Ладно, ещё когда скороговорит по писанному. Ни разу имён не могу расслышать. Ни Аллу (тёща), ни в этот раз Валентину. Хотя, племянник говорит, что всё разобрал. Это ладно, пусть. Но когда молодой батюшка добавлял от себя — про Пасху, про то, как нам правильно скорбеть — вот тут хотелось бы внятности в словах. А иначе это, как «тра-ля-ля», ну с таким отношением. Понятно, торопишься, конвейер: «Вон, ещё подвезли отпевать. Прощайтесь, не стойте». Но, дядя, это ж не бесплатно  — отрабатывай.

Когда сели поминать, то пошёл уже забытый в Ростове снег. Да так, что укрыл землю и сегодня лежал до обеда. Знаю, знаю, хороший знак.

Человека нет, а голос звучит. Это последнее мамино мне «пока». Самое последнее.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован.